Пространство человечности. Статья руководителя Даниловцев о социальном служении Церкви
Альманах “Дары” опубликовал статью Юрия Белановского о социальном служении и волонтерстве в Церкви.
Миллионы верующих в России помогают миллионам нуждающихся. На личном уровне, следуя зову сердца, они стремятся исполнить заповедь о служении ближнему: проявляют милосердие, отзывчивость, самоотверженность. Но при этом социальное движение разрозненно, хаотично и разновелико. В среде верующих нет культуры социального служения, нет культуры благотворительности, нет культуры оказания помощи. Более того, подавляющее большинство искренне не понимает, зачем она нужна.
В свое время именно православный священник протоиерей Александр Мень стал первым в России, кто стал развивать социальное служение не на бюджетные деньги и вне государственных структур. Он первым пришел в Российскую детскую клиническую больницу (РДКБ), чтобы служить ближним, и с ним пришли члены его общины, друзья и ученики.
Для отца Александра и его общины быть христианином и быть христианской общиной – это в том числе и организованное ответственное служение. И это служение отнюдь не вторично, не случайно и не производно относительно Евангелия – это естественное воплощение Благой вести. Примерами для отца Александра и его общины, насколько я могу судить, были и мать Тереза, и Жан Ванье, и члены общины святого Эгидия, и многие другие христиане Запада.
Трудно сказать, как бы развивалась начатое отцом Александром служение, если бы он не погиб трагически в 1990 году. Он ушел в самый переломный момент, когда у Церкви началась эпоха возрождения, и подавляющее большинство православных выбрало для себя отнюдь не «социальноориентированную» модель христианской жизни, а псевдоаскетическую.
Свобода и прозрачность
Безусловно, в глазах Божьих даже чаша холодной воды или несколько монет, пожертвованные от себя, могут быть бесконечно ценны. Но хотелось бы, чтобы по итогам тридцати лет свободной церковной жизни можно было бы говорить о достижениях не только в богословии, зодчестве, хоровом пении или иконописи, но и в социальном служении, которое и есть окультуренные дела милосердия.
Да, Евангелие не предлагает христианам создавать систему социальной помощи. Оно говорит о том, что на сердце у человека. Но Евангелие не предлагает построить и систему богословия, не предлагает каноны иконописи или традиции богослужения. И все же христиане решили окультурить свой опыт и свои знания, привести их в порядок, создали школы и профессиональные сообщества. Христиане создали культуру, ибо только она дает шанс нашим детям перенять у нас не только настрой и эмоции, но и наши смыслы, ценности, знания, опыт. Это фундамент, на котором они строят свою жизнь. Именно культура дает возможность увидеть другой опыт и сравнить его со своим, взять лучшее, а худшее отвергнуть.
Православным в России есть у кого учиться культуре милосердия. За нас ее создали наши светские братья и сестры. Даже устоялось такое понятие, как «российская благотворительность». Большей частью это фонды, оказывающие адресную помощь нуждающимся. Но в последние годы набирают силу и волонтерские организации и разного рода ассоциации, которые становятся все более значимыми в социальной сфере.
Российская благотворительность – явление молодое и дерзкое. Сегодня это уже настоящая культура – со своим профессиональным языком, учебниками, школами, профессиональным сообществом, ясными границами. И эта культура способна дать ответ на основополагающие вопросы: как сделать так, чтобы помощь людям, оказываемая сегодня, не прекратилась завтра, как не обмануть ожидания людей, нуждающихся в помощи, и как дать уверенность тем, кто хотел бы внести свою добрую лепту, что эта помощь дойдет до адресата.
Основой этой культуры, а может быть и ее границами, стали некоторые принципы, соблюдение которых, к сожалению, невозможно сегодня внутри православного сообщества. Это свобода от идеологии и политики, самоуправление (неподчиненность государству, политическим партиям, управленческим структурам религиозных организаций), общественность (именно в обществе главный ресурс благотворительности – и деньги, и люди), прозрачная деятельность и прозрачные финансовые потоки.
За полтора десятка лет в своей самоорганизации и развитии благотворительность превзошла тридцатилетний путь церковного возрождения, которое в своем общественном аспекте зависло на «ура-патриотизме», на «активизме», борьбе с «Матильдой» и прочей демагогии. Ведущие благотворительные организации – это тысячи сотрудников, десятки тысяч волонтеров, миллиарды рублей. Это уже отработанные социальные и финансовые технологии, это открытое партнерство с бизнесом и государством. Но самое важное, что именно благотворительность сегодня обладает огромным нравственным авторитетом в области социального служения. Обладает она и достаточной смелостью, чтобы встать на защиту «сирых и убогих». Вспомним людоедский закон «Димы Яковлева» о запрете усыновления детей иностранцами. Из организованных сообществ только благотворительные организации выступили против, громко и публично заявив свою позицию.
О человечности
Благотворительность стала пространством человечности, тем местом, где нет давления ни со стороны людей, ни со стороны идей. Давно уже стало ясно, что главная сила культуры социального служения – это простая человечность, проявленная в свободе.
Поясню на примере. Молодой человек, закончивший вуз, решил организовать волонтерскую группу в больнице. На собеседовании со мной он ничего не сказал о личной мотивации, но настаивал на своей обязанности как христианина исполнить «заповедь Божью» и свой христианский долг. Естественно, что желание всех «оправославить» было в этом случае фактически неотъемлемо от помощи ближним. В итоге через три-четыре месяца активист прекратил посещать больницу. Никто из его помощников-волонтеров не подхватил инициативу. Волонтерская группа, собранная им под такую «правильную» мотивацию, распалась. Позже этот волонтер признавался, что регулярное посещение больных очень быстро стало для него «неподъемной ношей», что его ничто не влекло в больницу, а заставлять себя он устал.
Этот пример и многие другие заставили меня задуматься. Почему правильная мотивация, даже христианская, основанная на заповедях, если она исходит не из сердца, а является внешней силой – бесплодна?
Приведу несколько важных для меня высказываний, в которых, по-моему, философски осмысляется затронутая тема.
Протоиерей Василий Зеньковский: «Глубина свободы в человеке, если угодно, мешает воспитанию, но что бы ни говорили, нельзя воспитать к добру как-то помимо свободы и вне ее. Добро должно стать собственной, внутренней дорогой, свободно возлюбленной темой жизни для ребенка, добро нельзя “вложить”, никакие привычки, заученные правила, устрашения не могут превратить добро в подлинную цель жизни».
Прошедший через нацистский концлагерь австрийский психолог, психиатр и невролог Виктор Франкл, размышляя о смысле жизни, человеческих отношений и жизненных ситуаций, писал, что смысл – это нечто, что нужно скорее найти, чем дать, скорее обнаружить, чем придумать. Смыслы не могут даваться произвольно, а должны находиться естественно.
Если говорить своими словами, то смысл и ценности нельзя дать извне, их нельзя сконструировать для себя, их можно только обрести как отклик сердца и по-своему пережить. Эффективно, стабильно, глубоко только то служение, которое порождено ответом на вопрос о смысле, которое, поэтому свободно возлюблено и дорого. Смысл всегда уникален у каждого, потому что каждый уникален и проживает уникальную жизнь.
Получается, что мотив «помогаю ради заповеди» во многом направлен на самого человека. Он не отражает внутренне самоценного, свободно возлюбленного добра. Только свободное озарение, лично принятое решение о служении и есть твердое основание. Если служение — это только «исполнение заповеди», то получается добро по принуждению.
Виктор Франкл часто сравнивал смысл жизни, смысл какой-то ситуации, смысл каких-то отношений с облачным столбом, идущим впереди израильтян при исходе из Египта. Если облако сзади, и как бы подталкивает, то неясно, куда идти; если облако посреди, то все в тумане. Так же и тут. Если единственный мотив к доброделанию — заповедь, нечто, подталкивающее, то мы получаем невнятную и механистическую историю.
Если же служение — это свободный ответ на просьбу о помощи, то сама просьба притягивает и зовет человека. Если служение — это ответ на живой призыв следовать за кем-то, будь то добрый учитель или Сам Иисус Христос, то это притяжение делает служение осмысленным и дорогим. Живой голос просящего о помощи или живой пример зовущего за собой — это и есть тот путеводный столб, который способен вести нас прямо к цели.
Человек призван сам принять решение об участии в служении. Навязанные решения требуют постоянного контроля со стороны навязавших. Но в российской действительности все еще популярны морализаторство и безответственность, которые в итоге и ломают людей. Нередко отсылка к заповедям становится манипуляцией, насильственным втягиванием человека во что-то. Очень распространен призыв со стороны священников: «Идите в больницы!». А сами призывающие бывают там только на Пасху в сопровождении своих помощников и врачей.
В этом контексте особенно звучат слова Писания: «Милости хочу, а не жертвы». Как-то мне довелось услышать такое их толкование: Богу не угоден человеческий «надрыв», не угодно то, что сделано по принуждению. Господь ждет, что добро будет милостью человека, будет в меру человека, будет тем даром, что человек свободно приносит ближнему и Богу.
На собственном опыте я понял, что христианское служение ближним для меня лично не имеет формальной прямой связи с заповедями, проповедями и т.д. Христианское служение — это служение христиан, мотивы которых могут быть очень разнообразны, но обязательно должны содержать хотя бы немного простых, понятных всем человеческих чувств.
Стать собой
Что такое благотворительная некоммерческая организация? Это, как правило, группа людей, которые объединились вокруг какой-то дорогой им доброй идеи. Почти всегда эта идея – помощь тем, кто оказался в беде. И такое объединение – естественный процесс «снизу», а не выстраивание по лекалам «сверху». Тут люди объединяются самые разные.
Зачем идут работать в благотворительность? Я точно знаю, что не ради прибыли, не ради карьеры и не ради власти. Мотивы разные, но люди приходят, чтобы помогать. За десять лет в благотворительности я понял, что главная движущая сила – не какие-то особые знания или опыт, или технологии, а нечто очень простое и ясное. То, о чем уже шла речь – сильное личное желание помочь человеку в беде.
Деятельность настоящей некоммерческой организации определяет то, что помощь эффективна и значима. Человек в беде ощущает лично на себе, что о нём позаботились. В этом смысле такие благотворительные организации похожи на спирали, закрученные вокруг людей в беде. И всё туда, в эти спиральки, встраивается. И если встраивается – значит, работает!
Главная ценность любой настоящей благотворительной организации в том, что она умеет помогать. И, по большому счету, ничего больше.
Единственная возможность благотворительности быть — это реализовывать альтруистические мечты неравнодушных людей. Благотворительность стала для подавляющего большинства россиян понятной и доступной формой социального служения.
У каждого есть мечта сделать что-нибудь хорошее. У большинства есть два часа свободного времени в неделю или свободные 50 рублей в кармане. И если бы лично нас услышали, поняли, лично нам бы предложили и помогли сделать наше скромное доброе дело, разве мы отказались бы? Думаю, нет. Нередко волонтеры говорили мне: «Когда я помогаю кому-то, я просто становлюсь собой».
Как-то мы спросили волонтеров, что значит для них – помогать ближним. И услышали несколько ответов. Это – живое пространство диалога, где нет неудобных вопросов о жизни, о Боге, о себе. Это – чувство важности своего мнения, опыта и своей реальной жизни. Это – создание и участие в творческом пространстве, где каждый ребенок и взрослый может возрастать и развиваться в дружеском принятии. Это, наконец, умение (вместе с другими) видеть возможности выбора в важных ситуациях жизни. А в центре всего этого стоит настоящая встреча человека с человеком.
Как появилась эта культура?
Общественный лед социальной неактивности, намерзший за советские годы, взломали такие организации, как «Подари жизнь», «Русфонд», «Волонтеры в помощь детям-сиротам», «Вера», Благотворительное собрание «Все вместе» и другие.
Каждая из этих организаций показала в своей области, что окончательного приговора нет! Помните лозунг фонда «Вера»: «Если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь»? Совместная помощь творит чудеса. У детей, больных раком, появляется очень высокий шанс вылечиться, если каждый поучаствует – кто-то пожертвует сто рублей, кто-то подвезет на своей машине, кто-то подсобит связями и договорится о скорой доставке лекарства. Да, сам диагноз – страшный. Да, лечение стоит огромных денег. Но и нас всех – много, чтобы вместе его преодолеть. Есть только одно условие, чтобы такая красивая идея сбылась – это уверенность людей в том, что они помогают не зря, что результат достигнут, что деньги не ушли в чей-то карман.
Фонд «Подари жизнь» первый в России создал систему оказания помощи, которая все это воплотила. Желающий помогать получает на сайте фонда всю необходимую информацию: кому нужна помощь, на что, какие основания для оказания помощи, где и как будет проходить лечение, сколько оно стоит, какие сроки. Все подтверждается документами, что сводит к нулю риск мошенничества со стороны просящих помощи и со стороны фонда. Красивой картинке и ясному описанию на сайте предшествует огромная работа по проверке заявок на помощь и по сбору информации. Это настоящее партнерство трех сторон – просителей, фонда и жертвователей.
Жертвователь, даже если он дал пять рублей, может отследить не только свои деньги, но и увидеть общую картину сбора денег, то, как идет лечение, и узнать о результате.
Если кто-то хочет стать волонтером, то ему предлагают простые и понятные вакансии и шаги. К примеру, позаниматься с детьми в больнице: поиграть вместе в настольные игры, порисовать, провести мастер-класс или просто поболтать. Волонтер в такой организации не «Бэтмен» и не бесплатная рабочая сила, а просто человек, который помогает детям. И детская благодарность и улыбки – лучшее подтверждение этому. Волонтер понимает смысл происходящего, сам оценивает свои силы и помогает. Он чувствует себя сопричастным к большому доброму делу.
Свою роль в развитии благотворительности сыграли и трагические события – лесные пожары и наводнения. Мы помним события в Крымске и на Дальнем Востоке. Десятки тысяч людей откликнулись на чужую беду, взяли отпуск и поехали тушить пожары или восстанавливать поселки. Помощь простых людей оказалась соизмерима с помощью государственной, а где-то она была вообще единственной.
Как это ни странно, но немало развитию благотворительности способствовала Олимпиада в Сочи. Беспрецедентная рекламная компания волонтерства и бескорыстного участия в организации спортивного события тронула сердца очень многих людей. Особенно молодежи. Многие тогда впервые открыли для себя возможность что-либо делать бескорыстно.
После Олимпиады стало окончательно ясно, что общество само способно к самоорганизации и мобилизации. Оказалось, что в трудных вопросах можно не ждать помощи от государства, не зарывать голову в песок, а действовать самим.
Благотворительность с христианским лицом
Российская благотворительность была бы невозможна без изменения мировоззрения в обществе. И тут Евангелие сыграло очень важную роль. Я думаю, что именно оно растопило лед скованности общества почти полностью, хотя и не взломало его.
Думаю, именно поэтому у нашей благотворительности христианское лицо. Может быть, не все знают, но в российской благотворительности много христиан. В большинстве организаций – и это я знаю точно – работают христиане (а кто-то из них даже возглавляет эти организации). К примеру, самый известный российский фонд «Подари жизнь» своими корнями уходит в общину протоиерея Александра Меня. Создатель и первый директор Фонда – Галина Чаликова – была среди тех, кого в 1989 году отец Александр привел в Российскую детскую клиническую больницу.
Это означает, что христианское мировоззрение и отношение к человеку, надежда на Бога в благотворительном сообществе есть. Но проросло все это вне церковной ограды. И во многом именно этим определяется специфика сегодняшней российской благотворительности.
Центр социальной силы и мысли сегодня – к сожалению, не в Церкви, а в благотворительном сообществе. По сути, они отстаивают все то, что мы бы назвали христианскими ценностями. Например, общественники вскрыли и вывели в публичную плоскость те страшные преступления, которые творятся в психоневрологических интернатах. Сегодня проживающие в интернатах, по сути, живут как заключенные. Именно общественники отстаивают право жителей интернатов на полноценную человеческую жизнь, на самые простые и понятные вещи, будь то керамическая посуда или занавеска в комнате, или право на прогулку, или возможность принимать гостей.
Куда движемся?
Благотворительность в России сегодня – это островок или даже гетто гуманизма. В преодолении этого гетто, в воспитании и гуманизации общества, и есть миссия культуры благотворительности. Поясню, что я имею в виду.
В некоммерческих организациях трудятся люди с особой ценностно-мировоззренческой позицией. Для них ценность – это человек сам по себе. Работникам фонда, как правило, неважно, кем заниматься — голубоглазой девочкой из Воронежа, подростком-таджиком, приехавшим сюда лечиться в Россию или старушкой из костромского Дома престарелых.
Социум же готов оказывать помощь, но избирательно. Человек приходит на сайт фонда и начинается торг: этому некрасивому мальчику-таджику я помогать не буду («Пусть в своем Таджикистане лечится!»), а вот эта девочка-куколка из Тулы мне нравится. Сотрудники благотворительных фондов уже знают, что пожертвований на эту девочку будет больше, и они соберутся быстро. Очень грустно, но сегодня народные массы воспринимает благотворительность как некий магазин. В этом магазине предлагаются услуги. «Убедите нас, что нужно это купить! — говорит общество. — Купите наши деньги! Продайте нам симпатичного ребеночка, а не вот этого взрослого дядю, который пусть идет работает, гад». Но для большей части общества понять то, из чего исходят сотрудники благотворительных организаций – значит, подняться над собой. При чем довольно высоко над собой.
Любой мало-мальски серьезный фонд, (помогающий десяткам больных в год) — это решение огромного количества задач в их комплексе. Это медицинская сторона, привлечение средств, взаимодействие с органами власти, политиками на уровне города, региона, страны. Полноценный фонд решает не просто адресные проблемы, а проблемы вообще. Вопрос в том, что и тут благотворительные организации и общество друг друга не понимают. Общество остается на уровне адресной помощи.
Благотворительности же нужны не только деньги, а партнерство. Именно оно гарантирует, что благотворительное движение будет и развиваться, и становиться более эффективным. Формирование этого партнерства – и есть главная задача культуры благотворительности в будущем.
О бизнесе
Отдельно скажу о бизнесе. В отношении его стоит та же задача, что в отношении общества в целом – быть партнерами. Но тут отправная точка имеет свои особенности.
Бизнесу не интересно, что происходит в сфере благотворительности, но при этом он хочет разные фонды или общественные инициативы всему научить. Бизнесмены говорят что-то вроде: «Вы же понимаете: чтобы с нами сотрудничать, вы должны соответствовать». Сначала некоммерческим организациям ставится в укор их неумение продать себя и эффективно организовать работу, а потом навязывается бизнес-понимание мира. Учат правильно ставить цели, грамотно формулировать задачи, определять целевую аудиторию, искать способы на эту аудиторию выйти и… зацепить ее, чтобы продать себя.
В этих попытках учить общественников, на мой взгляд, есть серьезное противоречие. С одной стороны, мы можем научиться у бизнеса множеству полезных вещей. С этим я и не спорю! С другой стороны, я знаю, что мир некоммерческих и благотворительных организаций качественно отличается от мира бизнеса.
Знаю случаи, когда фонды нанимали консалтинговые конторы, которые должны были проверить эффективность работы. И от сотрудников благотворительной организации я слышал протесты: разве мы пришли сюда ради KPI? Мы пришли, потому что нашу позицию уважают, потому что каждый из нас работает за идею, а для прибыли.
Я как руководитель добровольческого движения «Даниловцы» не раз слышал от бизнесменов: «Я вашу организацию очень люблю. Вы делаете большое дело. Лично помогаю. Но поймите: и я, и мои коллеги делаем деньги. Для них гуманизм – это лапша на уши. Гуманизм — неэффективен, он не востребован, его нельзя продать». Они так и не поняли, что в центре внимания благотворительной организации стоит человек. Не только подопечный. Но и сотрудник, и волонтер.
Между прочим, возможность стать человеком, которую нам дарит благотворительность, это как раз то, чего порой лишены сотрудники бизнес-компаний. Даже те, у кого высокая должность или платиновая банковская карта, забывая о своем статусе, стремятся приехать к чужому больному ребенку и вместе слепить фигурку из пластилина. И, оказывается, этому ребенку, совершенно все равно, на какой машине приехал волонтер и сколько у него подчиненных. Ребенку не все равно только одно – сам волонтер и то, что у него на сердце.
Человеческие отношения имеют одну особенность: их нельзя измерить! Более того, мы не знаем, как они скажутся и на что повлияют, когда проявят себя. Эта неизвестность многих пугает, но именно в ней и скрыта вся радость.
Юрий БЕЛАНОВСКИЙ, руководитель Добровольческого движения “Даниловцы”
Альманах “Дары”